Жизнь после и мистика

Итак, бабушки не стало. Что дальше? Казалось бы, живи, радуйся. Кого‐то, конечно, могут покоробить эти слова, но я в них не вижу ничего предосудительного: тот невыносимо тяжелый груз, который пришлось нести в течение ряда лет в одиночестве при полном равнодушии родственников, безусловно дает право произносить их. 

Годы, когда мы с дочкой были заложниками чужой деменции, вырвали нас из круга обычной жизни, резко дистанцировали от окружающих людей. Убили радость, отняли свободу. Нет, конечно, мы сопротивлялись, и не без успеха, но сколько сил было брошено на это. Когда умерла бабушка, моей дочке было 10 лет, чего только она не навидалась!

Прямо сейчас, когда пишу эти строки, просматривая свои записи давних лет, в очередной раз натыкаюсь на то, что ранит даже теперь, по истечении стольких лет. Не могу не привести эти строки из моего дневника:

«Уже ночь, едва уложила бабушку, иначе так и будет бродить всю ночь по комнатам. Дочка подошла к ней, чтобы поправить одеяло, и вдруг бабушка выдала ошеломительную тираду в ее адрес, которая была, как удар в лицо: «Ты злая! Ты испорченная! Ты отвратительная! Если тебя убьют, тебя совсем не жалко!» Ребёнку, между прочим, 9 лет».

Представляете, что почувствовала я — мама?! Бабушка била в самую больную точку, ведь она знала, что значит для меня дочь! А как воспринял эти слова ребёнок, который привык, что бабушка его любит…

Это удивительно, что деменция каким‐то невероятным образом делает из людей кровожадных монстров! Причем спектр их действий, направленных на унижение, причинение боли, вызов на конфронтацию, провоцирование на взрыв эмоций, столь изощренный и обширный.

Приведу еще один отрывок из записей прошлых лет:

«Придя домой обнаружила бабушку, мягко говоря, в неприглядном виде. Тут же принялась (вполне доброжелательно) снимать с неё одежду и белье, чтобы отмыть… Она не просто отчаянно сопротивлялась, но и принялась демонстративно затаптывать те ошметки пахучих субстанций, что падали, благодаря ее действиям, на пол… Ее ответ на вопрос, зачем она это делает прозвучал так: «Никуда не денешься! Уберешь! Это теперь твоя работа! Ни на что другое ты не годна!»

Как она подобрала именно те слова, которые максимально меня уничтожат?! Как она поймала мое ментальное состояние на тот момент? Ведь я действительно думала о том, что становлюсь абсолютно никчемной, мне казалось, что работать профессионально ни в одной сфере уже не смогу, потому что теряю навыки, память, умение концентрироваться… Более того, смогу ли я общаться с нормальными людьми, устанавливать контакты?

Получается, бабушка права?! Упав на эту подготовленную почву, слова «Ты ни на что не годна!» прорастают и дают ядовитые плоды в виде неверия в себя, никчемности, отчаянья… Приходят в голову мысли: «А почему, действительно я? Ведь никто другой из родственников не стал ухаживать за бабушкой. Может, и правда, я самая никчемная и ни на что другое не годная? Мой удел отмывать эти фекалии, проглатывая слова о моей непригодности ни к чему другому…»

Кто‐то скажет: «Зачем писать о таких вещах? К чему эти натуралистические картинки?» Да потому, что это и есть жизнь с больным деменцией! Когда возможно буквально все. И такую жизнь прямо сейчас проживают многие и многие, кому выпал уход за больными. Справедливости ради надо сказать, что попадаются и добрые старички, без агрессии, злости — это как повезёт. Но скорее, это исключение из правил. К тому же, все остальные сложности, связанные с деменцией, присутствуют в полной мере так или иначе. 

Наверное, эти воспоминания были ни к чему, ведь я много писала о подобных вещах в своих постах, здесь привела эти два случая из многих и многих с единственной целью — чтобы стало понятно: после смерти бабушки должно было прийти облегчение! Чистая квартира, свежий воздух, свобода, избавление от вечного страха, что ты не так пахнешь, находясь в вечном контакте с пахучими субстанциями. Веселая компания девчонок и мальчишек, пришедших к дочери в гости. Планирование дел без корректировки на деменцию бабушки.

Ведь это так здорово — возвращаться домой и не испытывать, вставляя ключ в замочную скважину, внезапное сильное сердцебиение, дрожь в коленях, ком в горле и огромный страх: что я увижу за дверью?! Наводнение, землетрясение, «налипание снега на провода»?! Ведь бабушкины ураганы похлеще настоящих!

Казалось бы, все позади, можно начинать жить по‐настоящему… Хорошо, что нам не дано заглянуть в будущее — я ещё не знаю, что через 5 лет меня (вместе с дочкой) настигнет такая же история с деменцией, только это случится в другом городе и главной героиней станет другой человек — моя тетя…

Итак, бабушки нет. Живем дальше. Дышим. Смеёмся. Зовём гостей. Ходим, куда хотим и возвращаемся, когда хотим. Нет мыслей, типа: надо быстрее бежать домой, непонятно, что бабушка натворила за эти 3 часа и, вообще, надо кормить, поить, менять памперсы, уговаривать, толочь таблетки, прятать их в йогуртах, отмывать всю квартиру от фекалий, глохнуть от криков, получать тумаки… Нет этого! Красота!

Но… Как‐то пусто стало… Диван весь такой обездоленный… без бабушки. И пряники некому покупать… А бабушка лежит на кладбище в глинистой мокрой земле…одна-одинешенька… Правда, рядом покоится сосед‐однофамилец, молодой парень. С другой стороны — девчонка совсем… Бабушка любит детей и молодёжь… Повезло…Черт побери! Что за странные мысли у меня в голове?! 

Мистика

И вот тут началось! Сначала приснилась бабушка и недовольным злым голосом заявила: «Ну вот что ты за человек?! Ты даже вещи, в которых я умерла, не можешь постирать!» Я во сне уверяла, что я абсолютно все постирала. Проснулась удрученная, надо же, бабушка и с того света транслирует недовольство мной, будто в этой жизни этого было мало. 

Вообще, по мусульманским обычаям одежду, в которой человек умер, положено сразу постирать (потом сжечь или кому‐то отдать), что я и сделала — так мне казалось. 

На всякий случай заглянула‐таки в бачок для белья — бабушкиных вещей нет, посмотрела кругом — нет, буквально случайно заглянула за стиралку, а там ее маечка, в которой умерла… Ничего себе! Я же помню, как перед мытьем тела бабушку раздели, я все унесла: белье, платье, колготки, даже платок (для стирки). Значит, маечка в этот момент выскользнула за стиральную машину… М‑да. Немедленно ее постирала, удивляясь одновременно и тому, что так получилось, и тому, что бабушка бдит. Захотелось послать весточку: «Вот видишь, все уже хорошо! Твоя маечка постирана». Похоже, бабушка не собирается выпускать меня из поля зрения.

Инцидент исчерпан, живем дальше. Проводим положенные после смерти мусульманские церемонии. Грустим потихоньку. В магазине очень хочется закупить любимые бабушкины пряники…

И тут происходит событие, которое очень удивило нас. В моем мобильном телефоне хранилось много фотографий: дочки, бабушки, подруг, кота и собакена, пейзажей и прочего. На заставке телефона была какая‐то абстрактная картинка. И вдруг вместо неё появилось фото бабушки из галереи фотографий! Я не ставила, а у других доступа к содержимому моего телефона нет, стоит пароль. Странно..

Я решила убрать фото бабушки с заставки, но… у меня ничего не получилось! Я пробовала и так, и эдак, бесполезно! Но я же не новичок в общении с телефоном! Я умею все это! Промучившись минут 30, я подумала, что позже займусь этим. И занялась. И позже, и ещё позже, и ещё… Бабушка продолжала смотреть на меня с заставки телефона. 

Я рассказала племяннику Руслану, а он, выслушав, засмеялся и сказал, что я, наверное, утратила навыки общения с телефоном (я даже обиделась), скоро он придёт и сам уберёт бабушку! А она продолжала смотреть на меня то укоризненно, то печально…

На следующий день пришёл Руслан, я ему вручила свой телефон и он принялся за дело. Колдовал долго — не получилось! Бабушка с заставки смотрела на нас почти весело! Да она походу развлекается!

Впоследствии мы неоднократно предпринимали попытки убрать фото с заставки: и я, и Руслан. Причём теперь дело было не в желании убрать фото, просто нас терзал вопрос: неужели это, действительно, невозможно?! Почему?!

А бабушка смотрела и посмеивалась… Мне казалось, что выражение ее лица постоянно меняется: то печальное, то злое, то радостное, то недовольное… Причём, мне начало мерещиться, что направление ее взгляда меняется: если я отойду вправо, она тоже смотрит вправо, если я отойду влево, ее глаза косят влево… Черт! Уж не паранойя ли у меня?! Или бабушка не хочет нас покидать? 

Постепенно наши попытки по удалению фото с заставки сошли на нет, мы признали, что это невозможно. Бабушка победила! Мы смирились. Она продолжала смотреть, меняя выражения и создавая иллюзию участия в нашей жизни.

Дни шли за днями, мы уже провели день поминовения на седьмой день. Подошёл сороковой. Опять собрались, провели читку молитв, потом разговаривали, вспоминали, долго сидели за столом (суп‐лапша, мясо с картошкой, орехи, курага, изюм, чак‐чак к чаю, никакого алкоголя ни в каком виде — все, как положено). 

И в какой‐то из дней (к сожалению, не могу сказать на сороковой или на несколько дней позже, слишком замоталась..) бабушка неожиданно исчезла. Я проснулась утром, взяла телефон, чтобы позвонить, а ее на заставке нет, опять абстрактная картинка… Ушла самолично. Когда захотела, а не по нашей прихоти! В этом вся она! Я принялась лихорадочно смотреть: фото совсем исчезло или сохранилось все‐таки. Выяснилось, что бабушка тихо вернулась в галерею фотографий…

Чувство вины

Прошло какое‐то время. Мы с дочкой привыкали жить без бабушки. И почему‐то эта жизнь не особенно соответствовала моим ожиданиям. Раньше, изнемогая от усталости (моральной и физической), испытывая постоянный недостаток времени, поскольку оно тратилось в бесконечно большом количестве либо на саму бабушку, либо на ликвидацию последствий от ее деяний, я думала: «А ведь как много всего я могла бы успевать делать, если бы не приходилось тратить все время на уход за бабушкой»…

И вот бабушки нет. Но как‐то не видно, что я стала сворачивать горы дел, читать намного больше книг, изучать новое, встречаться с подругами… М‑да. Все как‐то не так представлялось.

В очередной день разбирала вещи в шкафу‐купе. А вот бабушкино платье и платок. Боже, какие они родные! Надо же! Я помнила бабушку в этом платье ещё без всякой болезни, оно ей очень шло, делало такой элегантной… Грусть наполнила меня. А ведь совсем недавно, отмывая бабушку под ее злые нападки (физические и словесные), я думала, что никогда не смогу вспоминать о ней с любовью или грустью, когда ее не станет…

В магазинах мои ноги упрямо шагали к полкам с пряниками и йогуртами, и, только протянув руку, я вспоминала: бабушки нет, пряники никому больше не нужны, никто кроме нее их не любит.

В доме постоянно упоминались бабушкины словечки, присказки, пословицы, меткие выражения, весьма распространённые в татарском языке, пришедшие из глубины веков, абсолютно непереводимые и прекрасные! Если их попытаться перевести, терялся не только смысл, но и лоск, и шик! Бабушка настолько часто употребляла их в своей речи, что они стали частью и нашей жизни! Их проговаривал племянник Руслан, дочка и, конечно, я. Бабушка была весьма остра на язык, поэтому множество изобретенных лично ею метких выражений тоже постоянно присутствовали в нашем лексиконе..

Странно. Бабушка подспудно продолжала присутствовать в наших мыслях, разговорах, поступках…

Чуть позже я вдруг осознала, что осталась без защиты в этом большом мире. Чувство одиночества захватило меня. Единственный человек, который желал добра искренне и без всяких условий, переживал за меня, ушел безвозвратно. Буквально недавно я ощущала себя сильной, была в некотором роде главой семьи, отвечая за дочь и бабушку, единолично решая все проблемы, разруливая возникающие ситуации.

Как я ошибалась! Не стало бабушки… И кто я теперь? Мне казалось, что стремительно уменьшаясь в размерах, превращаюсь в маленького‐маленького человечка в мире хаоса и зла, и некому меня защитить и даже просто обнять и сказать слова утешения и поддержки. А ведь бабушка хотела того же: чтобы ее обнял родной и близкий человек… Она прямым текстом говорила: «Если бы ты была моей внучкой, подбежала бы, обняла, чмокнула в щеку…» А я не подбежала… Бабушка была сиротой рядом с нами, у нее была только подружка‐двойник из зеркала… Горечь свалившегося понимания сиротства бабушки, а теперь и себя самой сразила меня. 

Остальное просто наслаивалось на эти чувства, многократно усиливая их. Я стала задумываться о своей роли в этой длинной бабушкиной истории деменции. Первое, о чем я подумала: почему я согласилась похоронить бабушку не рядом с ее родителями в родной деревне, как она желала, а именно там, куда она не хотела попасть ни в коем случае, многократно предупреждая об этом?!

Как я могла ослушаться и не выполнить ее волю?! Как могла позволить манипулировать мною родственникам, которые ни минуты не потратили на уход за нею?! Если на одной чаше весов пожелания бабушки, а на другой — непонятные решения родственников, не хотевших участвовать в ее жизни в болезни, то как?! Как могла в моем сознании перевесить вторая чаша?! Меня — человека, которого не сломала деменция бабушки и множество труднейших ситуаций, прогнули родственники?!! 

Я укоряла себя, ругала, ненавидела и даже в какой‐то момент подумала: «А ведь бабушка была права, называя меня сволочью и идиоткой»…Так и есть. Она мне не доверяла и правильно делала. Вспомнилось, как бабушка говорила: «Хочу поехать к маме и папе в свою родную деревню»… Я ей бодро сказала, что съездим летом, а пока надо набраться сил… Она усмехнулась и с горечью ответила: «Не повезёшь, обманешь»… А ведь я реально думала, что поедем, почему нет? Погрузимся в машину, племянника за руль, и вперёд! Понятно, что ее родители живы только в ее голове, но других деревенских родственников‐то можно посетить и походить по деревне, коли бабушке хочется… 

Поездка тоже не состоялась, правда не по моей вине: бабушке к лету стало хуже, а в августе она умерла. И не удостоилась чести попасть в родную деревню даже мертвой.

На меня свалилось огромное чувство вины, я потащила его, надрываясь от тяжести, пристёгивая по пути новые и новые свои провинности. Вспомнилось все, что можно интерпретировать, как вину: например, почему я не говорила ласковых слов, а главное — почему не обнимала?! 

В моей голове постоянно шли дискуссии: первый голос ехидно напоминал о провинностях перед бабушкой, второй — робко оправдывался. Почему не обнимала бабушку? Да потому что, она смотрела на меня с ненавистью, перестала меня любить, потому что я очень сильно уставала. Она плохо пахла, к конце концов! Ну и что, что плохо пахла, какие нежности! Надо было отстраняться от внешнего и смотреть в глубину, ведь бабушка была очень одинока!

Меня терзали мысли, монологи, воспоминания, диалоги, дискуссии… Иногда казалось, что я сама, кажется, иду ко дну. Ну… или схожу с ума. Это продолжалось долго, примерно три года: накрывало удушливой волной, потом отпускало, затем наваливалось снова… Даже сейчас, спустя очень много лет, я думаю о многих своих решениях с горечью и болью. Конечно, не в той мере, как раньше. Но грусть и сожаления возвращаются ко мне… 

А тогда, в какой‐то момент, мне стало легче. К сожалению, я не могу назвать через какое время это случилось. Как‐то раз, находясь на зыбкой грани между сном и бодрствованием, в полудреме, я ощутила, как моей головы коснулась легкая рука и ласково, едва ощутимо прошлась по волосам. Бабушка! И вдруг меня наполнило такое счастье! Непередаваемое! 

С тех пор она приходила ежедневно неслышными шагами и, ласково коснувшись моих волос, быстро исчезала. Наверное, это было просто ощущение. Возможно, я сама его придумала и воплотила в явь. Кто знает…